На речке, на речке, на том бережочке,
Ой, мыла Марусенька белое платье.Мыла Марусенька белое платье,
Она мылась, белилась, ой, говорила,
Ой, мыла, белила, с собой говорила.Ой, приплыли к Марусеньке белые гуси:
«Ой вы, гуси, гуси – лазоревые очи,
Сколько хотите, то пейте, воды не мутите.
Сколько хотите, плывите, воды не мутите».Ой, папаша с мамашей мне говорили:
«Ой, Марусенька, Маруся – несчастное имя,
Ой, Маруся, Маруся – несчастное имя,
Ой, кого ж ты любила, навек позабыла,
Ой, кого ж ты любила, навек позабыла
На речке, на речке, на том бережочке».
Первая строчка — один из самых сильных мемов советского времени (благодаря Евгению Леонову). Есть ещё один страшный мем „Светит месяц, светит ясный“, который достаточно услышать или прочесть, и потом не отделаешься, пока не перебьёшь чем-то другим, более мощным.
И ещё один, очень нудный мем — песня „Я готов целовать песок, по которому ты ходила“. Владимира Маркина пристрелить за неё надо (особенно за этот акцент на „-вать“, который и цепляет песню в память — все, кого спросишь, сразу же вспоминают текст, едва им про это „целовАть песок“ сказать).
Из подобных мемов, сидящих-в-голове-всегда, у меня вот только „Марусенька“ (которую, пожалуй, слышали все, кто знает меня больше недели в офлайне) и „Walking upside-down“ Жарра.
